– Не подлизывайся ко мне. – Я поднял ворона с земли и посадил на плечо. Носитель тотчас же уцепился когтями за мой воротник. – Все ты врешь, никто меня сегодня не любит. Поехали-ка домой.

В разные времена эта кооперативная квартира на Менделеевской становилась то плохой, то хорошей, то снова плохой, и будь я не жильцом, а маклером, давно бы спятил от резкого перепада цен.

Пока у нас годами текла крыша и не работал лифт, впавший в кому до моего рождения, еще при генсеке Черненко, наш девятый этаж считался неудобным и непрестижным. Когда мне исполнилось двенадцать, здешний ЖЭК каким-то чудом напряг наличные финансы и полностью перекрыл всю крышу металлочерепицей. Обалдев от такого немыслимого счастья, пайщики кооператива солидарно скинулись на швейцарские подъемники от фирмы Schindler. Вскоре все осознали, в каком выигрыше последний этаж: атмосфера наверху не в пример чище, уличного шума не слышно, да и крылатой почте к нам удобнее залетать, не путаясь в гроздьях электропроводки. Я даже мог бы, скажем, парковать у своего балкона личный прогулочный дирижабль – если бы эта игрушка миллиардеров у меня, допустим, была.

Несколько лет подряд я ловил кайф, воображая себя чуть ли не жителем элитного пентхауса. Но за полгода до моих выпускных экзаменов голубиный пейджинг стал стремительно выходить из моды, а мировое увлечение домашними трубами докатилось наконец и до Москвы. Сразу же оказалось, что из-за каких-то технологических заморочек именно в нашем микрорайоне «Би-Лайм» не сможет держать одинаковое давление воздуха на всех уровнях, поэтому до верхних этажей моего дома эсэмэски будут доходить раза в три медленнее, чем до нижних. Для Кеши Ломова эта новость означала только одно: из крутого царя горы он опять превратился в незадачливое чмо…

Тут в мои тягостные детские воспоминания своевольно вмешался контрафактный ворон. Он заворочался у меня на плече и нетерпеливо защелкал клювом.

– Имей совесть! – строго одернул я обнаглевшего носителя. – Помни, ты взят из милости, никакие гражданские права и свободы тебе не положены в принципе. Еще раз посмеешь нацелиться на мое ухо, и о кормежке можешь забыть надолго. Усек, пернатый?

Ворон смиренно каркнул, отодвигая клюв на безопасное расстояние.

– Ну то-то же, – сказал я. – Ладно, я пошутил, голодным тебя никто не оставит. Потерпи, мы почти доехали. Если лифт не застрянет.

Лифт не подвел. Давно рассохшаяся «шиндлеровская» кабина, скрипя тросами, вознесла меня на девятый. Спустя несколько минут я уже раскладывал по местам вещи в прихожей. Ключи от квартиры – на крючок, ботинки – на коврик, счета за свет-газ-воду-телеграф – на гвоздик, свежие газеты – на этажерку, а носителя… куда бы мне тебя пристроить? Ты ведь не думаешь провести всю оставшуюся жизнь у меня на плече? Кешина доброта не беспредельна. Будь доволен, что тебе сейчас подадут роскошный обед из трех блюд.

Зайдя на кухню, я прежде всего налил гостю воды в банку из-под томатного соуса. Потом открыл дверцу холодильника и задумался. Выбор был, собственно, небогат: либо убитая в хлам пшенная каша, либо обледенелый труп колбасной нарезки. И поскольку каша уже заметно попахивает, а колбаса еще молодцом, выбора нет вообще. Человеку в конце концов тоже свойственно чем-то питаться.

– Пшенка как аперитив, пшенка на первое, пшенка на второе, – объявил я носителю его меню. – Извини, это все, чем богаты. Хотя нет, погоди-ка! Тебе сказочно повезло, я вижу бонус…

За неприкосновенную банку рижских шпрот закатилось яйцо с бледным чернильным штампом на боку. Судя по дате, снести его успел бы еще какой-нибудь мелкий динозавр. Однако ворон – потребитель не капризный. Срок годности продукта ему до фонаря.

При виде еды носитель возбужденно каркнул и забил крыльями. Он еле дождался, пока я раскокаю яйцо в его кашу, все перемешаю и поставлю тарелку вместе с банкой на подоконник, а затем спикировал с моего плеча и снайперски точно приземлился в зазоре между едой и водой, – чтобы сразу трескать и запивать.

На сегодня ему хватит, прикинул я, но дальше одной пшенкой не отделаться. Отечественных носителей надо подкармливать фруктами и орехами. Хотя у дяди Жени на складе вряд ли соблюдался этот рацион. Шоу-бизнес беспощаден: полноценное питание доступно только дорогим болванкам. Если за тебя дают меньше двух тысяч, твой прожиточный максимум – три вяленых дождевых червя в сутки.

Улучив момент, когда ворон, занятый кашей, отвернется от холодильника, я припрятал колбасу в недрах мини-бара. Как только еда немного оттает, инспектор Ломов обязательно вернется к ней.

Под деловитый стук клюва о тарелку я наконец освободился от плаща и переоделся в футболку с трехцветным Газмановым и домашние треники, уютно растянутые на коленках. Мне полагалось бы уже сидеть за «ремингтоном», строча покаянный рапорт шефу, но эту неприятную процедуру я, как мог, старался оттянуть. Куда торопиться? Навстречу выволочке? Мне не к спеху. Раз я сегодня проворонил удачу, лишние полчаса ничего не изменят.

Погляжу-ка я лучше почту. Пока хитрый рыжий менеджер втирал мне очки, водил за нос и вешал лапшу, телеграф мог принести что-нибудь очень важное, отчего моя жизнь преобразится навсегда. Например, такое: «ГОСПОДИН ЛОМОВ ВСКЛ ИНЮРКОЛЛЕГИЯ ПРИСКОРБИЕМ ИЗВЕЩАЕТ КОНЧИНЕ ВСЛЕДСТВИЕ ЛЮМБАГО ВАШЕГО ТРОЮРОДНОГО ПРАДЕДА ДЖЕЙМСА ЛОМОУ ЗПТ АВСТРАЛИЯ ТЧК ЗАКОНУ НАСЛЕДОВАНИИ ВЫ ПОЛУЧИТЕ 80 ПРОЦЕНТОВ СТРАУСОВОДЧЕСКОГО БИЗНЕСА ЗПТ СУММА КАПИТАЛИЗАЦИИ СОСТАВЛЯЕТ…» Жаль, нет у меня за кордоном никакой родни – ни мертвой, ни живой, ни полуживой. Мой молдавский дядя Костя с наследственным циррозом печени, сами понимаете, не в счет.

Почты успело набежать уже метра три. Я взялся просматривать ленту с хвоста и первым делом наткнулся на срочное сообщение. Начиналось оно словами: «ИННОКЕНТИЙ ЛОМОВ ВСКЛ ПОЗДРАВЛЯЕМ ЮБИЛЕЕМ…» Что за бредни? Двадцатипятилетие я отметил полгода назад, а других дат в ближайшую пятилетку у меня не предвидится. Заинтригованный, я продолжил чтение: «…ЮБИЛЕЕМ ГТК РОССИЙСКИЙ ТЕЛЕГРАФ ВСКЛ НАША КОМПАНИЯ 200 ЛЕТ РЫНКЕ УСЛУГ СВЯЗИ…» Ах заразы! Я им отдаю за трафик четверть жалованья, и они меня поздравляют со своим юбилеем за мои же деньги! Ну не гады?

Оторвав спам, я сердито смял ленту в комок и смахнул его в корзину для почтового мусора. После чего уткнулся глазами в следующую телеграмму. «ИННОКЕНТИЙ ЛОМОВ ВСКЛ ПОЗДРАВЛЯЕМ ЮБИЛЕЕМ…» Тьфу ты черт, неужели опять то же самое? «ИННОКЕНТИЙ ЛОМОВ ВСКЛ…» Отрываем – и в корзину! «ИННОКЕНТИЙ… ИННОКЕНТИЙ… ИННОКЕНТИЙ…» В мусор, в мусор, в мусор!

После двенадцатого по счету «Иннокентия» мне стало ясно, что сегодня мне, помимо мусора, ничего не светит. Брезгливо взяв за хвост остатки бумажной змеи, я занес ее над корзиной и разжал пальцы. С тихим шуршанием спам улетел туда, где ему самое место.

Вот ведь свинство, подумал я сердито. Или даже диверсия. Что, если в «Российском телеграфе» на этой рассылке сидит шпион «Би-Лайма» и злит пользователя нарочно, с тайной целью? Человек у аппарата помучается-помучается с этой макулатурой – а там, глядишь, плюнет и снесет домашнюю телеграфную бандуру в темный чулан. И заведет себе новенькую трубу пневмопочты.